Прежде всего, вы можете заметить, что все их мелкие стычки моментально сходят на нет, например, во время медленного танца или живописного заката. Даже после 57 лет вместе.
Любовь или развод?
Когда я была ребёнком, я не могла понять, были ли мои родители безумно влюблены друг в друга или же находились на грани развода. По утрам я просыпалась от звука их голосов, которые становились всё громче, и я пыталась разобрать их слова через две комнаты от меня. Иной раз я замечала, как они сидят на диване и вместе смотрят мелодраму «Власть Луны», их волосы тогда были такими же чёрными, как у Шер.
«Я не могу понять, почему вы, люди, никак не можете поладить», – ворчала моя сицилийская бабушка, когда видела, как родители ссорятся. Повзрослев, я начала понимать: они поженились в молодом возрасте (матери было 18, а отцу 24), поэтому старались самоутвердиться, иногда за счёт друг друга.
В начале своего брака они совмещали работу преподавателей на полную ставку, а также обучение, и одновременно воспитывали двух моих старших сестёр. Их отношения не могли не дать трещину.
«Пошли на танцы!»
Мне было 20 лет, когда я ввела традицию – проводить с ними одну неделю каждую зиму во Флориде. И тогда я узнала, что фундамент 57-летнего брака Кэти и Энди ДеПино – это не что иное, как твёрдый слой камня. Их брак крепок благодаря плавности и движению, как танец.
Поездка за поездкой, год за годом, вечер за вечером, моя мать надевала струящуюся юбку, яркую бижутерию и кроссовки с истёртой подошвой и говорила: «Пошли на танцы!» Это означало: «Пойдём в бар с живой музыкой и будем танцевать, пока нас не выгонят».
Во время моего последнего визита перед пандемией на часах было почти 9 вечера, и, хотя мои родители на четыре десятилетия старше меня, самой уставшей была я. Это был один из тех семейных отпусков, когда всё расписано по часам – плавание, еда, прогулки по пляжу, еда и снова еда, в основном калорийные итальянские блюда и мороженое на десерт.
«На танцах» были открыты все окна и двери, а песня «I Love Music» в исполнении O’Jays, соул-бэнда из Филадельфии, заставляла людей танцевать прямо на улице. Ритмично двигаясь, моя мама пробиралась сквозь море танцующих «стариков», как она в шутку называла своих сверстников, чтобы занять лучшее место на танцполе в помещении. Она не оглядывалась на нас с отцом, зная, что мы не отстаём от неё.
Когда мама впервые привела меня туда, я спросила, почему мы не танцуем на улице. «Бар закрывается в 10, потому лучше найти место внутри, – сказала она. – Чтобы не разбудить живущих по соседству».
Как только мы подошли достаточно близко к колонкам, чтобы почувствовать, как басы отдаются в груди, моя мама сделала драматический взгляд Натали Вуд, подняла руки, и ритм фанка полностью захватил её.
Снова заиграла труба. Мой отец тоже покачивался в такт, казалось, его тело расслаблялось под звуки музыки. Мама на мгновение отвлеклась от танца и показала, что на том месте, где мы стояли, «произошло нечто безумное» в тот вечер, когда я была занята. Два «старика» похлопали моего отца по плечу и спросили, могут ли они потанцевать с ней. Папа выругал их: «Моя жена даже не посмотрит на вас», и эти мужчины ретировались.
«Никто не танцует с моей женой, кроме меня», – шутя сказал нам папа. Хотя нет, он был вполне серьёзен. Именно в этот момент началась блюзовая версия «At Last», и она, как по волшебству, разбила толпу танцующих на парочки. Мой отец обнял маму за талию; она закинула руки ему на плечи. Мне было не с кем танцевать, но я не расстраивалась. Это была отличная возможность записать видео.
«Потанцуй с нами», – сказал отец в камеру моего телефона.
«Счастье вот оно»
Однако, он тут же забыл, что пригласил меня присоединиться к ним, и теперь он и мама словно остались только вдвоём, наедине с танцем. Я знаю эти их взволнованные взгляды; я видела их много раз, гораздо больше, чем мне хотелось бы. Но сейчас мой отец улыбнулся, его губы чуть приоткрылись, как в те моменты, когда я видела его по-настоящему счастливым. Как в то утро, когда родился его первый внук, и в тот день, когда мне перезвонили с Бродвея. Как в августовский полдень на берегу, когда отключили электричество, и мы смотрели на фиолетово-голубые облака с ярко-розовыми разводами; когда закат того дня не был испорчен никаким искусственным освещением.
Моя мама тоже чувствовала себя расслабленной и счастливой, а в таком состоянии она бывает крайне редко. Но танцы с отцом привели её в это состояние. Взгляд её огромных глаз был непривычно мягким. Я видела такую же мягкость в её взгляде чуть раньше, тем же вечером на пирсе, в окружении других «охотников» за закатом, когда мы увидели, как солнце садится за море. «Вот оно, – сказала она, – Вот оно».
Когда я словно растаяла в тусклом тепле танцпола и увидела моих танцующих родителей, я почувствовала безмолвное понимание между ними, которого я никогда раньше не ощущала. Я видела своих родителей в моменты горя и отчаяния – когда они потеряли своих родителей, когда мой отец потерял своего младшего брата. Я слышала, как они кричали, ругались и хлопали дверьми. И сейчас я видела, как они отпускали всё это внутри, каким мягким становилось выражение их лиц в медленном танце, и как они не сводили друг с друга глаз.
Со стороны наблюдателя требуется вера и желание заметить такую любовь. Недавно я начала осознавать, что моё открытие не имело ничего общего с реальными деталями момента, не имело ничего общего с танцами или музыкой. Я уверена, что мои родители влюблены друг в друга, потому что то, что я видела на их лицах, можно назвать общими воспоминаниями, клятвами и живительной надеждой – что они всегда, всегда могут положиться друг на друга и знать, что каждый из них всегда будет рядом.
Они прожили полвека вместе. Они поняли, что если вы стремитесь к чему-то, то человек, которого вы искали всю свою жизнь, тоже будет к этому стремиться. Иногда требуется что-то столь же простое, как медленный танец или закат, чтобы любовь вновь вспыхивала в сердцах.
Во время своих приездов я также снимала на видео дни, когда мы с родителями, окружённые толпой людей, наблюдали, как ярко-оранжевое солнце растворяется в синеве неба, и все мы были свидетелями тех преходящих мгновений, за которые мы потом всю жизнь держимся.
Я переворачиваю камеру, чтобы увидеть наши лица вместе. Мы окружены розовато-золотистым светом. Он играет в наших волосах; в их поседевших с возрастом, в моих иссиня-чёрных, как у них когда-то. Этот яркий свет чётко очерчивает наши лица.
Я поворачиваю камеру к родителям, их руки переплетены.
Вот оно.
