Проходит какое-то время, я досматриваю сон, потом его рука начинает меня тихонько тормошить: «Ленушка, завтрак готов. Иди умывайся». Раскрываю глаза и вижу мужа, смотрящего на меня, как отец на нерадивую дочку: с любовью и укоризной. Он прав, — по утрам я копуша жуткая. Тянусь к халату, но останавливают: «Зачем? Иди так. А я тебя провожу». В ванне мы немного задерживаемся, а когда я подхожу к столу, там уже дымятся тарелки и готов кофе. Кошу глаза на раковину: чистая и пустая. «Я кашу рисовую сварил. Пойдет?». Я киваю, приступаю к еде, он подливает мне в кофе…
Во сне осознаю, что наступило утро. Открываю глаза — темнота за окном. Можно еще поспать. Прижавшись лбом к спящему рядом плечу, внезапно слышу дикий трезвон. Маленькая трубочка вопит так, что мертвого поднимет. Дожидаюсь пока она затихнет, переворачиваюсь на другой бок и, опять сквозь сон, слышу…
— Лен, вставай.
Нет, — отвечаю, уютно расположившись в углучке между его рукой и телом. — Ты первый.
Еще час могу поспать, — отвечает голос издалека.
— Я сама не могу подняться, — говорю и снова погружаюсь в сон…
Проходит некоторое время, я досматриваю сон, потом его рука начинает меня тихонько тормошить: «Ленушка, завтрак готов. Иди умывайся». Раскрываю глаза и вижу своего мужа, смотрящего на меня с любовью и укоризной, как отец на нерадивую дочку. Конечно, он прав – по утрам я копуша жуткая. Тянусь к халату, но меня останавливают: «Зачем? Иди так. А я тебя провожу». В ванне мы немного задерживаемся, а когда я подхожу к столу, там уже дымятся тарелки и готов кофе. Кошу глаза на раковину: чистая и пустая. «Я кашу рисовую сварил. Пойдет?» Я киваю, приступаю к еде, он подливает мне в кофе ванильное молоко.
— Ты сосиску будешь?
— Нет, ешь сам.
— Давай пополам.
— Давай.
Включаю диск «Cher», достаю мясо, кладу размораживаться. Что приготовить? На холодильнике две кулинарные книги. Будет жареное мясо и рис с овощами. Ставлю воду, достаю рис, нарезаю лук. Джеська не сводит с меня глаз. Порция — и ей. Пока рис варится, а мясо истекает водой, умываюсь. Протираю пол в коридоре, споласкиваю руки, режу мясо, выкладываю на горячую сковородку, добавляю масла, уксуса, перца, соли. Надо еще салат нарезать. Страстно поет Шер, я подпеваю, глядя на часы. К его приходу все будет готово. Звонит телефон. Мама.
— Не разбудила?
Мама, сегодня среда, у Кости занятия вечером. Через двадцать минут он придёт.
— Ну, как у вас?
— Все хорошо, мам. Все просто здорово.
Еда почти готова, пробую, добавляю ещё укропа, газу под сковородкой с мясом говорю стоп. Слышу хлопок двери в подъезде, бросаюсь в ванную и наспех приглаживаю волосы. Вишу на его шее, холодной и чуть пахнущей гелем после бритья «Жилет».
Он не применяет туалетную воду, а я дарить её ему не стала: его аромат ощущаю только я.
— Какая ты теплая!
Снимаю с него куртку и прижимаюсь лицом к его рубашке: фланелевой, мягкой, моё изделие.
— Ленуш, а поесть что-нибудь есть?»
Я веду его на кухню, жду комплимента и получаю Какой ты мой мастер.
— А ты уже ела?
— Я не хочу.
— Точно? А то давай, мне столько много.
Кивая, положив голову на скрещенные руки, вспоминаю услышанное раньше: «Женщине больше всего приятно, когда ее возлюбленный кушает еду, сделанную ею».
Вновь хочется спать, я убираю посуду в раковину — подождет до утра. «Устала?» – киваю, забираюсь под одеяло, привычно прижимаюсь к нему, теплому, родному. Его объятия меня обнимают. его губы скользят по мнеНа мгновение я ухожу из реальности. Слышу тихий шорох.
— Ленуш, я там две рубашки отложил, постираешь?
— Ладно.
Я просто ненавижу эту стиральную машину.
На дворе два часа ночи. До рассвета остается пять часов. Утром вновь придется бороться с сонливостью.
— Елена Юрьевна, что желаете на завтрак?
Приготовьте, пожалуйста, что-нибудь, Константин Николаевич.
Я закрываю глаза и вижу сны…
