«Хорошо,» — думала она, — согласна, что после дня рождения Маняшки у меня было два дежурства подряд в больнице (но не могла я тогда оставить без присмотра молодую девушку, только что прошедшую операцию). Да и потом, когда вернулась домой и не успела выспаться как следует, за мной прислали летучку, ведь случай был неординарный. Когда я вошла в операционную, та вся была залита кровью. Я уже привыкла и знала, что в такие минуты всегда меня зовут.
Сжав ноги под себя и сидя в любимой позе, она бесцельно переключала каналы на пульте телевизора, не обращая внимания на то, что мелькало на экране: конкурс красоты, изнуряющая жара или очередная авиакатастрофа.
Ей, привыкшей выслушивать длинные рассказы про всяческие
человеческие болячки И чувствовать чужую боль, сегодня самой было плохо. Внутри всё болело и ныло. Это болела душа. Как врач, много раз разрезавшая скальпелем человеческое тело, знавшая не только его снаружи, но и изнутри, и ни разу не увидевшая там души, она все равно верила, что душа существует. И сейчас она в очередной раз в этом убедилась.
Полчаса назад дочка схватила кофточку и вышла на улицу. Между матерью и дочерью впервые, после смерти мужа, известного в городе хирурга, состоялся неприятный разговор.
Нет, ну что такого она ей сказала? Естественно, что ей, как матери, может быть интересно, почему этот молодой человек, кажется, Володя, приехавший первый раз в их дом на восемнадцатилетие Маши, живет у них уже вторую неделю.
— Хорошо,- думала она,- согласна я, что после Маняшкиного… дня рождения Два дежурства подряд у меня были в больнице, но оставить без присмотра молодую девушку, только что прошедшую операцию, я не могла. Когда вернулась домой и не успела выспаться, за мной прислали летучку: случай был неординарный. Операционная была залита кровью, когда я вбежала. В такие минуты всегда меня вызывают. Только чудо помогло женщине на столе выбраться с того света.
Возможно, это стало заметно ей лишь сегодня, что мужчина все еще находится в квартире.
И на естественный вопрос матери: «Вы что, решили пожениться?Маняша удивилась и кратко ответила.
— Нет.
— Неужели ты не видишь, что это выглядит нескромно, когда юноша так долго проводит в нашей квартире один на один с тобой?
Ответ Маняшкина довел её до крайности.
Почему позволено делать так Вадиму Сергеевичу, а Воле – нет? Может, я и правда никогда не выйду замуж.
Ей пришлось долго объяснять, что с Вадимом Сергеевичем — взрослые люди, он занимает ответственный пост на большом предприятии, у него тяжело больная жена, и, в конце концов, сначала был твой папа, а не Вадим Сергеевич. И уж если на эту тему пошел разговор, то ей только пятьдесят и, черт возьми… все-таки, женщина.
С печалью женщина оглянулась по сторонам, словно искала ту курносую девочку с веснушками, которая молча сидела в углу ординаторской с книгой, привыкши к больнице как к собственному дому.
Ведь больница и была тем домом, где она с мужем проводили большую часть времени и даже питались всей семьей в столовой.
Впрочем, перед ней стояла другая: высокая, стройная девушка с рыжими распущенными волосами, в голубых джинсах и топике на тонких бретелях.
Дочь когда успела так вырасти?
Было это давно, как будто вчера: институт, работа, замужество, рождение Машеньки. В ординатуру пошла по настоянию мужа и мамы, которые в один голос твердили продолжить учебу, потому что, говорили, «у тебя талант от Бога лечить людей». После ординатуры бралась за все самые сложные операции. Через её золотые руки врача-гинеколога, а теперь заведующей отделением, прошли и получили вторую жизнь сотни женщин. Так больше ничему и не научилась — ни шить, ни вязать, ни компоты крутить. Умеет единственное — лечить людей. Но вот родной дочери, кажется, мало уделяла внимания. Надо же что выдумала — замуж не пойду. А ведь… Маняшка будет замечательной хозяйкой, но это уж бабушкина заслуга.
Включенный экран телевизора показывал двенадцать ночи. Где же Маша? Володя тоже отсутствовал. Должно быть, они где-то вместе. Почему же так тяжело на душе, как будто меня прошли через жернова мельницы?
А завтра опять трудный день.
Надо выпить таблетку, а то не смогу уснуть,— рассуждала с собой, вставая с кресла. Да, со сном становилось все труднее, сказывалась привычка не спать по двое суток, когда приходилось ночи напролет просиживать у постели тяжелой больной. Что там советует врач психотерапевт из ее больницы Лариса Геннадьевна — таблетка димедрола и… рюмка коньяка? Коньяка — нет, а вот димедрол, кажется, есть.
Потянувшись, дотронулся до аптечки, висевшей на стене.
За дверью больницы утром её встретила женщина с молодой дочерью.
Надежду Николаевну прошу простить настойчивость, ведь вы сами говорили, что посмотрите мою дочь.
Короткий ответ:
— Да, я помню.
Твердыми шагами пошел в ординаторскую. В голове сотни дел. Одно из них — очень важное: седьмая палата, там женщина с опухолью матки. Как долго выбирал слова, чтобы подготовить ее к страшному диагнозу. И вдруг такое разгильдяйство медсестры! Оставила карту на столе без присмотра. Что теперь сказать, как утешить больную, которая наверняка обливается слезами и не хочет с кем-то разговаривать? Медсестру уволю, такому в больнице нет места.
Внезапно раздался резкий звонок телефона, нарушив тишину размышлений. В трубке с волнением послышался знакомый голос Машины.
Мама, это я. Володя уехал, его провожала. Мы гуляли всю ночь и много говорили. Мамуль, ты права, нам с Володей нужно пожить врозь и подумать. Что тебе приготовить на ужин? Придешь вечером домой?
Затем пауза на секунду и мягкое, нежное:
— Я тебя очень люблю, мама.
— Я тебя тоже, Маняша.
Она сказала и сразу поняла, что дочка всё же замечательная. у нее растет.
