Каждый год с родителями приезжала в Москву на летние или зимние каникулы. Тогда она была именно такой — как в той старой песне. Шестилетняя я и пятилетняя Ленка в бежевых вельветовых костюмчиках стоим на Красной площади и держим за руки дедушку: он, как ветеран войны, провел нас в Мавзолей без очереди. А вот мои задорно подпрыгивающие хвостики — я гоняю голубей по Пушкинской площади. Пампуша задумчиво взирает на нас, а мама спрашивает племянницу: «Леночка, кто …».
В наш город тебе ещё ни разу не приходилось попасть.
Над вечерней рекой не мечтал до зари,
С друзьями ты не бродил по широким проспектам,
Так значит ты не видел наилучший город на планете?
Еще не за горами то время, когда я с родителями Практически ежегодно приезжала в столицу на каникулы, летом или зимой. В те времена выглядела так же, как героиня из той самой старой песни.
Мне шесть лет, Ленке пять. Мы в бежевых вельветовых костюмчиках стоим на Красной площади и держим за руки дедушку – ветерана войны. Он провел нас в Мавзолей без очереди. Потом я гоняю голубей по Пушкинской площади. Пампуша задумчиво смотрит на нас, а мама спрашивает Ленку: «Леночка, кто это?». Ленка смущенно молчит. «Алекса-а-андр… Серге-е-евич…», – подсказывает мама. «…Горький!!!» — радостно вспоминает Ленка. Мы с мамой проходим мимо памятника Маяковскому. На постаменте, прямо на снегу, кто-то оставил надпись: «Я в Пекине». «И мы туда?» – предлагает мама. «Ура!» – подхватываю идею я, и уже через полчаса… нет, не сидим в самолете «Москва-Пекин» — уплетаем баранину «Шаолиньский монастырь» в китайском ресторане.
С годами Москва превратилась для меня во вторую родину. слезам не верилаПосле гостеприимного Баку мне было не хотелось доверять этому городу, который казался холодным и равнодушным. Он не торопился раскрывать свои объятия. Для него мы больше не были людьми с гордым званием гостей столицы, а беженцами.
Прошло 13 лет, и я могу назвать этот город своим. Пусть прошло то время, когда девчата танцевали «на ладонях голубых площадей», пусть мне уже не гонять по Пушкинской голубей — там, где когда-то резвилась я, теперь пьют кофе в «Кофетун», пусть… Я все равно люблю ее — мою громадину Москву. Понимание этой любви пришло не сразу. Девять лет назад, по возвращению из Штатов, встречавший меня в аэропорту папа решил то ли нарочно, то ли случайно провезти меня на машине по центру города. И тогда я поняла, что впервые смотрю на эти золотоглавые купола, на красные звезды, на широкие набережные совсем по-другому: с гордостью и любовью. Именно тогда мной особенно четко осозналось значение слова «патриотизм». за границейМне очень её не хватает, больно это чувство – до дрожи в груди.
Погружаюсь в воспоминания о Перово, моем доме первые два года жизни. Вспоминаю «Ждановскую» станцию метро, теперь называемую противным «Выхино», Вешняковскую церковь и классицизм Кусковского парка с розовым фасадом дворца графов Шереметевых, отражающимся в воде пруда.
Тоскою охватывает ландыши лесистого Новопеределкино, где живу сейчас, о писательских дачах Переделкина, церкви, в которой крестился, и кладбище с могилами Арсения Тарковского, Бориса Пастернака, Вадима Сидура, Корнея Чуковского. Рядом с последним — дерево «Чудо-Дерево», на ветви которого дети развешивают башмачки и игрушки…
Ностальгия о Южке, или Юго-Западе, где училась в сороковой третей (теперь пятнадцатой тысячечетвёртой) гимназии, которую звали «Синагогой», по коммерческому ларьку у метро, где впервые в жизни… поцеловавшись С хулиганом и учеником второго года Семиным она смутилась: «Так я не умею».
По Арбатам: Старому, где у стены Цоя в повязанной на голову бондане и со значком «Крематорий» на джинсовке уплетал купленный в магазине «Бублики» кругляшок с маком и дыркой, а Новому, где редакция газеты, опубликовавшей мою первую статью, я, страшно этим событием гордая, шла по ex-Калининскому к метро, сжимая в ладошке свой первый авторский номер и свои первые заработанные деньги — вовсе мной не ожидаемый гонорар.
Ностальгия берет меня за сердце по вечному памятнику Ломоносова у факультета журналистики на Моховой улице, где пролетело золотое студенчество. Мне хочется вернуться на Манежную площадь и в тенистый Александровский сад с его лавками, где мы проводили часы в тишине. прогуливая лекцииПогружаюсь в ностальгию по гостеприимному Патриаршем району и кафе «Маргарита», владельцы которого словно будто сошли с страниц романов Булгакова.
Тоскую по Чистым прудам и Мясницкой, где три года работала в жёлтом особнячке «АиФ». В кафе «Пироги» можно всегда увидеть кого-нибудь из знакомых.
Мечтаю о компактном и комфортабельном Камергерском переулке, где во время прогулок под мелкий снег рождалась в моем сердце любовь. весну и чудо.
В «Coffee Bean» на Кузнецком мосту и станции «Лубянка» до сих пор верю в то, что когда-нибудь ещё не встреченный человек приведет меня туда за руку, и, указав пальцем на название на мраморной стене, скажет: «Знаешь, что значит «Лубянка»? Лублу Янку».
По Центральному Дому Художника на Крымском валу скучаю. После посещения здесь яркие бусины впечатлений нанизываются на нитку памяти. Про вернисаж и Кладбище Погибших Памятников, что находятся рядом с ЦДХ. Про театр Пушкина и его филиал, откуда не раз выходя со слезами на глазах, шла в «Макдоналдс» — утешать себя порцией пятирублевого сливочного мороженого в вафельном стаканчике.
По Воробьевым горам, куда в последнее время я часто езжу … . свадебными кортежами Мне недостаёт моих друзей, как и Москвы, ведь они – её неотъемлемая часть. Я скучаю. Мне очень хочется вернуться в тебя, мой город.
Читатель, запомнишь ли ты слова мои, если когда-нибудь приехал и увидил хотя бы раз лучший город на Земле.
